— А вот я те щас, чумазенький, парку поддам, да веничком… — это добрый Безсонов.
Так ведь не получится. Совесть не позволит. Причем, не только моя. Боюсь, даже идейный расист, доктор Барков, откажется заражать теленгитов смертельной болезнью. А казаки пожалеют и так не слишком зажиточных туземцев. Все-таки мы не англосаксы. Равнодушно наблюдать за вымиранием тысяч людей у нас не получится. А вот поставить туземцев в такое положение, когда им уйти станет проще, чем остаться, на это я мог свою совесть уговорить.
По широкой долине Урсула — одной из самых красивых, неожиданно голубой, рек Алтая, мы спустились до малого Ульгеменя. Верст через десять, перевалив большой Ульгемень, прямо по гребню хребта поехали до бирюзовой царевны Горного Алтая — Катуни.
— Так вы что же, сударь мой, — взглянул на меня поверх очков врач. — Специально изъян гм… водкой? И зачем же, позвольте на милость?
— Ить, Ваше превосходительство, как псю брехливую за вороты выкидывают, так и заводчан бросели. Домницы затушили, струмент собрали и на Гурьевскую увезли. А народишко жо не клещи какие-нито, али лопата, скажем. Их, Ваше превосходительство, всем сельцом не утащишь. Вот и бросели. Каво в крестьянское сословие приписали, каво так из урочников и оставили. Мастерам было предложено уехать, да оне с миром остаться изволили…
— Это не наш монастырь, Ваше превосходительство, — сказал. — Их нужно хотя бы попробовать понять. С их точки зрения, уже одно то, что они выбрали, чью сторону принять, достойно такого вознаграждения. Вмешаетесь — они решат, что их лишили награды. Станут говорить, что белый длинноносый амбань ничуть не лучше маньчжурского. Пусть их…