— Я-то? — хитро прищурился Васька, став вдруг отчаянно похожим на кота, укравшего кусок колбасы со стола. — Я у монгольцев и буду. Они верблюдей разводят и сарлагов. Сарлаги — это коровы такие китайские, сильно лохматые. Шерсть ажно до земли свисает. Они как весной линять начинают, по полпуда скидывают зараз.
— Брагодарствие мы, вашество, от общества томского принесли, — поклонился Селиван. Остальные чуть отстали, но зато склонились гораздо глубже. — Благослови тебя Господь, барин, за то, что дозволил самим решить — как нам дальше жить-поживать.
Получено дополнительных заказов, сверх имеющихся, на 79 тысяч. Нанимаем новых ремесленников. Кроме того, Московские и Нижегородские мещане просят уступить им право на производство писарских прилад за 50 и 70 тысяч серебром соответственно. Однако, следуя твоим, Герман, указаниям, я велел управляющему менее ста тысяч не отдавать. И не более чем на год.
— Никогда не был силен в естественных науках, — вынужден был сдать назад я. И передернул плечами. Я-то, сдуру, считал расизм изобретением двадцатого века. А оказывается уже теперь какой-то граф, судя по всему — французский, вовсю рассуждает о превосходстве белой расы. Больше того! Оказывается, труды этого ретрофашиста изучают даже во глубине сибирских руд. — Мы еще обязательно побеседуем с вами, господин лекарь, на эту тему. Сейчас же давайте вернемся к нашей крепости.
Понятно, что сейчас, в моем новом мире там еще ни о чем подобном и не помышляют. Но придут-то к этому! И что-то мне вовсе не хочется, чтоб мои будущие внуки-правнуки в этаком… бедламе жили.