Не знаю как кому, но фольклорное пение никогда не вызывало у меня энтузиазма, хотя моя бабушка и трудилась хореографом в ансамбле «Тульский хоровод». Увы, но мои уши буквально вяли от этого козлиного блеяния, потому что я был воспитан на классике. Гены отца-пианиста наделили меня недюжинными способностями к музыке, но особой тяги к искусству я не испытывал, хотя сам хорошо пел и играл практически на всем, что можно назвать музыкальным инструментом.
«Снявши голову, по волосам не плачут, так что придется обходиться тем, что есть», — подумал я и занялся поисками места для ночлега.
— А ты, козел безрогий, чего в дверях застрял? Иди куда тебя послали! Правильно воевода сказал — твое блеяние только козам в хлеву слушать!
— Александр Данилович, спрячь меня, пожалуйста! Они за мной пришли, они меня ищут!
Невеселые думы портили настроение, но в глубине души я понимал, что мы еще легко отделались. Скоморохи ведь могли нас и на тот свет отправить, а не просто усыпить. В принципе мы потеряли только выручку за последний концерт и Машкин гонорар за первое выступление, который я оставил девушке, чтобы она прибарахлилась по своему вкусу. Я и в прошлой жизни плохо разбирался в женских запросах, поэтому резонно считал, что не мужское это дело заниматься дамским исподним.
Причиной опалы Сторожевского стало благоволение к нему владыки, высказанное на показательных учениях стрелецкой сотни. После того как Иона отказал в своей поддержке степенному тысяцкому Луке Федоровичу в пользу Сторожевского, против Никифора ополчилась вся Софийская сторона Новгорода. Как впоследствии я узнал, Лука Федорович на ближайшем общегородском вече собирался передать пост тысяцкого своему протеже Якову Игнатьевичу Лозьеву, а тут появилась альтернативная кандидатура, поломавшая все намеченные расклады. Для избрания Якова Лозьева степенным тысяцким несколько родовитых боярских родов зарядили очень большие деньги, за которые запросто могли и голову оторвать, поэтому Сторожевский полностью погрузился в подковерную политическую борьбу.