Лейтенант, не удержавшись, сплюнул. Струсили, гады. Бывало и такое, бывало. Лично пришлось одного подполковника под Могилевом арестовывать, который знаки различия срывать и сдаваться приказывал. Теперь тот подпол на том свете объяснения дает, а лейтенант и большинство его бойцов не только из окружения вышли, но и живы и по-прежнему с немцами дерутся.
— Скажите, Борис Михайлович, а сколько всего танков у финской армии? Сколько танков имеется в переброшенных в Финляндию немецких войсках?
— Уважаемый господин позволит мне попросить освободить этот столик, — вежливо сказал он на фарси.
Смеется. Понял, но не придал значения. Отличный мужик. Подружился бы с ним.
Единственное, во что сегодня верят берлинские иностранные дипломаты и иностранные журналисты, это то, что решений, касающихся отношений между Германией и Советским Союзом, со всей очевидностью, следует ожидать не в ближайшие недели, а в ближайшие дни.
Над головами прошелестело, и несколько разрывов встало рядом с немецкой машиной. Та стала разворачиваться в сторону, Сергей успел заметить отблески от стекол стереотрубы и снова скомандовал, чуть прибавив прицел. Третий снаряд попал точно. Слабобронированная машина, неспособная устоять против двадцати пяти килограммов стали и взрывчатки, развалилась, как картонная. Немецкие артиллеристы, лишившиеся управления, открыли огонь по демаскированной открывшей огонь самоходкой позиции ПТОП. Им вторили танки, целясь по самоходке. Теперь уже и остальные самоходки отвечали им, молчала только «сорокапятка». Откуда-то слева ударила дивизионная пушка. Теперь уже в бой вступила вся артиллерия, стараясь расстрелять неподвижно стоящие танки и самоходки фрицев. Но те не отвлекались, стремясь в первую очередь уничтожить обнаруженный противотанковый пункт. Сосредоточенный огонь приносил свои плоды — сначала взметнулся огонь над пораженной в лоб стоящей открыто самоходкой, потом рвануло в окопе «сорокапятки». Сергей бросил взгляд на затянутый дым и пылью опорный пункт и отвернулся.