Ну, вот и первое изменение, которое я сделал. По планам, сегодня должны были собраться в шестнадцать часов и обсудить подготовку к войне на экономическом и политическом фронтах. А я вызвал Лаврентия на час раньше. Кажется, даже «напарник» удивился. Но никаких других мыслей или чувств я больше не заметил. Ладно, сейчас удивлю его еще больше.
Они допивают компот, когда подбегает взволнованный боец из стартовой команды.
Вот и комэска ставит летчикам первую боевую задачу. Рубикон перейден. Война для них уже началась…
Из Вены донесено о призыве запасных офицеров, знающих Галицию и Польшу.
— Докладывайте, товарищ Берия, — тоже перехожу на русский. Настроение портится. Опять неприятные новости, черт побери. Берия докладывает, а у меня внутри постепенно нарастает гнев. Приходится справляться с ним всеми доступными способами. Обхожу стол, затем возвращаюсь и неторопливо набиваю трубку, обдумывая услышанное. Потерянные от торпед своей подводной лодки и на своих минах корабли, потопленная своими эсминцами подлодка, полное отсутствие взаимодействия между флотом и его собственной авиацией. Даже успех в отражении налетов немецкой авиации на Севастополь объясняется наличием единственного на флоте корабельного радара.
Николай входит в вираж, за ним тянется ведомый. В этот момент в прицел Козлова влезает удирающий от оставшегося без ведущего Кости Туробова один из сбивших его ведущего бомбардировщик. Стрелок вовсю палит по Косте. Летчик тоже сосредоточен на опасности сзади и не замечает несущегося на него МиГа. Расстояние великовато, но стрелять можно. Николай дает длинную очередь, бой все равно закончился, остальных фрицев разогнали так, что они поспешно разлетаются в разные стороны. К тому же от фронта на уцелевших фрицев идет эскадрилья соседей из семьсот тридцать третьего полка. Николай попал и в этого. Винт «Юнкерса» вдруг резко останавливается, из движка валит черный дым, стрелок молчит, а сам «лаптежник» резко сваливается в пике.