Полковник отшатнулся, однако серые глаза капитана уже выглядели как всегда, холодно и спокойно, и он списал это на усталость.
Михась, закончив рисовать иностранца, обернулся к Сергею, чтобы похвастаться пятьюдесятью долларами, но успел только увидеть, как тот словно проваливается внутрь собственной картины. Подбежав к ней, он уставился на выглядящий живым неземной красоты луг, удаляющуюся по нему к дому мужскую фигуру в черных джинсах и бегущую ему навстречу девичью. В душе Михася внезапно что-то надломилось, он ощутил, что потерял в этот момент нечто настолько важное, что даже слов для описания найти не смог. В отчаянии художник рванулся в картину… и только треск разорванного ватмана в ответ. Картина мгновенно потеряла краски, превратившись в рваный карандашный рисунок.
«Пойми, мы не имеем значения, мы — только часть огромного целого. И если это целое погибнет, то погибнет все вокруг. Тогда ни твоя жизнь, ни наша не будет иметь никакого значения. Поэтому просим тебя — иди к Рейли, за ним охотятся, вам нужно успеть встретиться, прежде чем его найдут. Тогда у вас появится шанс уйти…»
Назгул давно осознал, что понять высказывания ясноглазых порой невозможно, по крайней мере, на его нынешнем уровне развития. Но он поймет, пусть позже, но все равно поймет. Главное, что дети правы — потребительская цивилизация изжила себя, она уже мертва, но при этом настолько агрессивна, что старается умертвить все, до чего способна дотянуться. И это нужно остановить во что бы то ни стало.
— Она начнется только после открытия второго ключа, — возразил японец. — Раньше они ничего не поймут. Но ты прав, времени у нас очень мало.
— А где их любят? — скривился Рикардо. — Достали всех своей наглостью, лезут в любую щель, всех жить учат.