— И иной станет тобой, и ты станешь иным, — загадочно добавила Энн.
Осторожно пройдя по коридору, Назгул спустился по лестнице, не решившись воспользоваться лифтом — это обязательно привлечет чье-то внимание. По дороге он заметил еще несколько подозрительных людей, неизвестно зачем околачивающихся в разных местах. Да уж, обложили его плотно. В холле тоже сидели трое, делая вид, что читают какие-то журналы. Пришлось подождать и пристроиться к выходящему наружу толстяку, чтобы не вызвать подозрения видом самих по себе открывающихся дверей. На улице в двух машинах Назгул заметил огоньки сигарет и усмехнулся — тут тоже топтуны. Осторожно пройдя между машинами, бывший прокурор быстрым шагом двинулся к центру города.
Халед, не вставая, показал ладонью на невозмутимого араба в традиционном белом бурнусе с тонкими чертами породистого лица и почти незаметной ниточкой черной бородки.
— Да на все мы способны! Нам просто тошно от того, как они жрут друг друга. От их уверенности, что так и надо. От их самодовольства. От нежелания думать. Мы так не хотим и не можем! И, в отличие от них, понимаем, что можно иначе. Только к этому нужно приложить усилия, которых они прикладывать не хотят, предпочитая продолжать жрать других.
— Скоты! — не выдержав приступа бешенства, Халед схватил со стола массивную пепельницу и запустил ее в стену. — Траханые придурки! Чего вам здесь не живется?!! Чего такого вы хотите, чтоб вас?!! Чего?!!
«Да слышим, слышим, — отмахнулся Рагнар. — Ребят, мы тут заняты немного, потом свяжемся».