— Когда массово уходили байкеры, я ощутил, словно из мира вырвали что-то живое… — задумчиво произнес Новицкий. — Возможно, это была реакция того, что Вернадский назвал ноосферой?
— Это еще что?.. — растерянно спросил неизвестно у кого Новицкий.
— Мы знакомы? — деловито пробасил тот, остановившись.
Новицкий читал бесчисленные сводки и горько улыбался — ситуация становилась все безнадежнее с каждым днем. Впрочем, он все чаще задавал себе вопрос: «Для кого безнадежнее?» И не знал, что ответить. Для остающихся? Да. Для уходящих? Вряд ли. Узнать бы еще только куда они уходят. Но этого, скорее всего, ему знать не дано. Если уж старый друг, отставной безногий майор, с которым вместе воевали в Чечне, не сумел ничего объяснить и поспешно уковылял на своих костылях в загоревшуюся стальным светом стену, помахав полковнику на прощание. Это ножом резануло по сердцу.
— Суть и частность, — хором ответили дети. — Слепота и прозрение.
— Наконец-то я тебя нашел… — устало произнес старик. — Меня зовут Шломо.