Как ни странно, новозеландец слышал последний мысленный разговор муллы с детьми, и с болью сжимал кулаки, понимая, что ничем помочь не в состоянии — просто не успеет. Фатих тоже не успел, и дети погибли. И если раньше Рейли хоть немного сочувствовал тем, чья жизнь вскоре бесповоротно изменится, то теперь, после убийства ясноглазых, сочувствия не стало. Остались только брезгливость и омерзение. Они за все заплатят!
Он содрогнулся, вспомнив, как нечто огромное и незримое мгновенно оценило всю его жизнь и с отвращением вышвырнуло вон, словно он был каким-то мерзким насекомым. С тех пор лейтенант пытался понять, что же в нем такого отвратительного — ведь жил, как все. Да, брал, так все же брали! Жить-то на что-то надо, сын в институте учится, да и начальству отстегивать регулярно приходится. Он даже сходил в церковь, но ничего, кроме разочарования, это не принесло.
— Надо же, самарские гномы прорвались, — заметила Сандра. — Думала, они уже того… Эй, пива хотите?
После этого Фатих зловеще рассмеялся и двинулся к выходу, который охраняли двое спецназовцев. Автобус с детьми уже уехал, но мулла знал, что он направляется в окрестности города Эль-Убайла. Откуда пришло это знание он не анализировал — знал, и все. Он найдет детей, а Рейли найдет его. Это будет нелегко, но они выполнят свой долг перед Всевышним.
— Почему бы и нет, — пожал плечами прокурор. — Мне нетрудно.
— Они настораживают, — осторожно ответил Назгул, осознав, что придется играть на грани фола, а поэтому сообщать то, что они уже и так знают, но ни в коем случае не больше. — Очень странные дети, словно и не дети вовсе.