В его тоне появились новые нотки: какая-то смесь иронии, настороженности и гнева. Никто не ослушался. Все быстро покинули комнату, оставив нас вдвоем. На полу по-прежнему блестел серебряный цветок розы.
— Какой еще пир? — удивился я, даже не сразу поняв, о чем идет речь.
— Самое прямое, — ответил я. — Мне просто хочется убедить вас, да и себя самого, в мотивах создателей проекта. Я их не до конца понимаю, могу лишь предполагать. Мой приятель — живое доказательство того, что существуют люди, которые помешались на ненависти и не собираются прощать своих обидчиков. И если бы ему представился хоть малейший шанс свести с ними счеты, он бы не колебался ни секунды. Такие, как он, ничего не забывают и не прощают, просто ждут своего часа. Может, существуют и другие, те, кто ненавидит не только теперешних мерзавцев, но и живших сто, двести лет назад. Как знать?
Только теперь что-то шевельнулось на лице собеседника. Была ли это эмоция или просто тик, я не разобрал.
Я посмотрел на Мыльного. Тот ерзал на стуле, пытаясь поудобнее вытянуть длинные ноги.
— Да, — кивнул шеф. — Вижу, был неправ. А что этот вор еще сказал? Кроме того, что ему сообщили из нашего офиса?