Мимо проплыли старые вывески булочной, бакалейной лавки и мастерской гончара. Здания были невзрачные: желтые, серые и красноватые. Я дошел до пересечения с большой улицей и остановился в недоумении. Людей по-прежнему не наблюдалось. Нигде ни одного человека!
В багажнике оставленной машины было темно и душно. Шершавая поверхность пола местами была залита липкой жидкостью, моей кровью. Не удавалось даже толком ворочаться: из опасения, что меня услышат, и из-за того, что разогнуться было невозможно. Как работало второе тело, я и сам не знал толком. Мне известно лишь, что оно реагирует на быстрые и существенные изменения. Пулевые ранения, порезы, отрывы конечностей — это все входило в «список». Заживление ран происходило с некоторой задержкой, тоже непонятной. Интересно, что целиком заживали отнюдь не все раны. Следовало беречь некоторые части мозга, хотя как их убережешь? Губернатор сказал, что у второго тела нет маленькой области в головном мозге, иначе оно бы жило полной жизнью: могло бы чувствовать, думать и знать ровно то же, что и я. Если мне когда-нибудь не посчастливится получить пулю в это место на голове, то придется навеки распрощаться с сознательным существованием, ведь второе тело тут уже не поможет.
— Пойдемте, Глеб, поговорим внутри. — Девушка распахнула дверцу машины и поставила ноги, обутые в черные туфельки, на мелкий гравий.
— Зачем вам фотографии? — настороженно спросил Морозов, почесывая впадину между нижней губой и краем белого уса.
— Каких трупов? — удивился Морозов, подняв вверх седоватые брови. — Вы о чем?