Ее глаза внимательно смотрели на меня. Неужели в них читалась забота? Или это просто чувство долга к товарищу по оружию?
Виталий вновь зашевелился. Мне показалось, что его взгляд стал чуточку осмысленней. Захотелось что-нибудь ему сказать. Но что? Я не знал.
Мои глаза расширились от ужаса. Несколько часов пытки огнем!
Я молчал, но Олег Геннадьевич и не ждал ответа.
— Ты видел, что убийца держал в руках острую палку, — сказал я, обращаясь к Мыльному, — а ты видел штык. — Мой палец указал на Четвертака. — А теперь скажите, блестело ли в темноте оружие или нет? Палка была деревянная, но могла блестеть, если ее остро наточили или отполировали. А штык каким был? Матовым?
Не буду растягивать описания мучений, причиняемых огненным обручем. Скажу прямо: мой резервуар не заработал. Ни через час, ни через два, ни через три, ни когда пришел губернатор и, покачав головой, прекратил пытку.