Привычным усилием воли, казалось, давно и прочно забытым за ненадобностью, Иван Терентьев отключился от всего стороннего и наконец додумал одну простую мысль.
— Виктор, — решилась она наконец. — Скажи, я была хорошей женой?
Сейчас он снова жил, он творил историю и определял судьбы миллионов. Он пил жизнь полной чашей, наслаждаясь каждой минутой, каждым поступком, и перед этим полным, всеобъемлющим счастьем телесная усталость была ничем, бесплотным прахом.
Александру Трубникову, давшему мне немало денных литературных и технических советов;
Ночь опустилась на берега реки, накрывая серо-черным пологом лес, изрытый воронками, вывороченный разрывами. Голые деревья, потерявшие остатки осенней листвы, протягивали вверх изрубленные осколками ветви, словно умоляли небеса сжалиться.
— Если до сих пор не понял, то и теперь не поймешь, — ответил Басалаев с усталым безразличием. Теперь он знал тайну «попаданца», и картина, представлявшая ранее набор разрозненных элементов, сложилась воедино. Борис знал, что проиграл самое главное и ответственное испытание и единоборство в своей жизни, но сейчас, по крайней мере, понимал — как и почему.