Но теперь у него была Ютта, его любимая Ютта.
Но… На пути благих порывов души Сергея колкими терниями выросли громоздкие принципы общественной морали. Разумеется, пятидесятые — не сороковые и тем более не двадцатые, когда мужчина и женщина непременно должны были быть представлены друг другу, а встречи проистекали исключительно в сопровождении бдительных родственников. Просто так, признавшись в симпатии и сделав свой подарок, он рисковал уподобиться провинциальному купчишке средней руки. Для полной картины оставалось только провозгласить сакраментальное: «Едем к цыганам!»
— Да, я все поняла… — все с той же горечью и с тем же сарказмом протянула она. — Я ведь всегда все понимала. Но с тех пор прошло время, тебе не один раз предлагали разные другие вещи! — От сдерживаемого волнения ее речь стала чуть сбивчивой. — И снова твои отговорки, шутки и… командировки. Я устала. Я больше не могу.
Впрочем, приказ здесь был излишен, Басалаев уже искал, поставив на уши весь военный и гражданский аппарат Империи. В считаные дни он разыскал Ютту Карлссон, юриста, работавшего на Терентьева непосредственно перед началом Вторжения. Ютта рассказала, что после спасения из разрушенного банка Терентьев осел в приюте имени Рюгена со своим новым товарищем, Губертом Цахесом. Писатель словно сошел с ума, его забота о приюте и его питомцах приобрела черты одержимости. В конце концов он отправил Ютту как можно дальше, в Польское королевство, щедро оплатив безопасный путь, но даже угроза любимой женщине не заставила Ивана покинуть Рюген…
— Найдите его, — сказал Лимасов. — Делайте что угодно, но найдите.