— Твою кавалерию, — проговорил он наконец с усталой брезгливостью. — Еще один идеалист…
Нет уж, ультиматум он передаст лично, живой.
— Поспешишь — помрешь раньше срока, — выдал капитан свою версию народной пословицы, продолжая до боли в глазах всматриваться в дома, окружавшие приют. Вслушиваясь так внимательно, словно его уши были снабжены невидимыми крючками, цепляющимися за любой подозрительный звук.
Гордей сидел на заднем сиденье, сохраняя привычную маску сосредоточенной сдержанности, но чувствуя, как вновь проснувшаяся тревога все шире заполняет душу. «Руководство товарищества», «срочный анализ», «финансовые потери» — знакомые кодовые выражения.
Он увидел побелевшее лицо Таланова и осекся.
Гилберт мог рассказать брату гораздо больше. О более чем десяти известных «пунктах», где пленных, имевших неосторожность сдаться, действительно методично вымаривали голодом. Об «утилизационных командах» и «машинах Гезенка», которые, как чумные крысы, рассыпались по оккупированным землям. О приказе «Убивайте врага, у него нет пола и возраста», который «нацисты» даже не особо скрывали от союзников. О рвах, полных трупов и умирающих, которые закапывали бульдозерами. О табличках «Они должны умереть, чтобы мы могли жить», которые «нацисты» взяли за обыкновение вешать на шею гражданским перед казнями.