— Ржавчина? — удивился капитан. — Железо?
«Нет, — решил Таланов, привычный образ мышления военного взял верх над приступом злобы и обиды. — Никаких обвинений. Что есть, то есть, будем решать исходя из этого».
«Прости, — еще раз подумал майор с тоскливым отвращением к самому себе. — Что за мир, что за война, где свои убивают своих, и это лучшая участь, нежели плен?..»
Столовая издавна была главным местом в доме Талановых, командным пунктом, залом совещаний и игровой комнатой. Хотя это было очень серьезным нарушением традиций, архитектор спланировал первый этаж по новой в ту пору европейской моде — объединив обеденную залу и кухню. Получилось непривычно, необычно, нетрадиционно, но на удивление удачно и хорошо.
— Дело в том, — серьезно продолжал Айвен, — что его имя — Генрих Гиммлер, оно будит у меня очень неприятные воспоминания, которые мне не хотелось бы вспоминать. Не очень радует работать с человеком, который каждый раз заставляет вспоминать… скверное.
— Д-да, — сказал он, запинаясь на каждой букве, тяжело сглотнул и повторил уже почти нормально. — Да, понемногу… отсыпь пилюль, дохтур. Меня контузило. Надо передать роту…