Месяц назад умер старый опытный юрист, бессменно ведущий все литературные дела Айвена-Ивана. Увы, сердце.
Однако раненый пулеметчик был плох, очень плох. Батальонный медик уже оценил гнусность вражеских малокалиберных пуль, которые действовали, как свинцовые кругляши времен Бонапарта Второго. Хоменко получил не меньше трех, причем в живот. Лежащий перед Поволоцким человек уже почти купил билет на тот свет.
— Хорошо, — отозвался Басалаев, подумав не дольше пары секунд. — Ждем пять минут, затем иду я. Дайте мне немного времени, потом начинайте… Десять минут.
— Слушаюсь, — печально ответил Горцишвили.
Через полминуты вода, покрытая мазутной и кровавой пленкой, сомкнулась над «Гордостью Франкфурта». На поверхности среди водоворотов остались обломки надстроек, спасшиеся пассажиры и покачивающиеся на взбаламученных волнах трупы. Сделав прощальный круг, крылатые убийцы потянулись обратно, в ту же сторону, откуда пришли, за исключением одного. Немногие оставшиеся в живых провожали их взглядами с ужасом и ненавистью, надеясь, что это конец страшным испытаниям, но они ошибались.
— Противнику легко подобраться вплотную, — терпеливо пояснил Иван. — Если бы там были окна и какие-нибудь ворота, было бы совсем плохо. А так только узкие оконца под самой крышей. В самый раз, чтобы следить и не рисковать.