Терентьев склонил голову в жесте молчаливой благодарности.
Ян Ален вскинулся, возмущенный недоверием этого глупого русского, выгнул грудь колесом и начал было пламенную речь о том, что он, коренной житель, найдет с закрытыми глазами…
— Гил… Неужели нельзя… Неужели ничего нельзя?.. — Младший не закончил. Его губы скорбно поджались, уголки рта опустились, окаймив подбородок глубокими морщинами. Гилберт вновь вздрогнул, на этот раз от укола жалости — таким же был Джимми давным-давно, когда отец собирался привить младшему отпрыску понятие дисциплины специальным тростниковым стеком.
Приближалось истошное завывание машин скорой помощи и полиции, мелькнул красный бок пожарного паромобиля. Барнумбург приходил в себя, понемногу осознавая масштаб катастрофы.
Гордей вновь провел руками по лицу, шее, тщетно стараясь стереть липкую паутину сонливости, щетина царапала ладони. До прихода Басалаева оставалось еще десять минут, их Лимасов решил потратить на хотя бы относительное приведение себя в порядок.
Пустые в это время года покои замка отличались отменной звукопроводимостью, шаги приближающихся он услышал загодя. Три, может быть, четыре человека, идут уверенно, четко ставя шаг. Человек бросил еще один взгляд в окно, уже не замечая пейзажа, еще раз тщательно обдумывая предстоящую беседу. Конечно, если с ним будут говорить, не исключено, что за ним пришли, чтобы завершить процедуру переговоров, не оставив свидетелей. Это было маловероятно, но вполне возможно.