— Боевой гироплан пошел на взлет! Экстренный набор высоты! — сообщил отец, подбросив хохочущего во весь голос сына к самому потолку и ловко поймав.
— Гасите лампу, — скомандовал Таланов, представив, какой отличной мишенью они станут на фоне освещенного входа. — Давайте фонарь. Ну… Открывайте — и с богом, — напутствовал он скорее себя и, с пистолетом наготове, первым шагнул в открывшийся проем.
— Когда мы на перекрестке застряли, я там парой слов перекинулся с местными, из дорожной полиции, франкский хорошо понимаю. Они сказали, на рассвете нелюдь какой-то «пузырь» свалила. Выскочил едва ли не из-за угла «визгун», низко так, едва ли не по верхушкам деревьев, и отработал всеми ракетами, сколько у него их там, прямо по фюзеляжу. И все.
— Слушаюсь, — прорвалось сквозь хрип помех.
Он видел, что она запнулась, словно потеряв нить рассуждений, заколебалась, подбирая ускользающие слова. Он хотел было воспользоваться моментом, вставить слово, постараться разубедить ее, отложить грядущий ультиматум, который уже предчувствовал. Но какой-то древний инстинкт подсказал ему, что Марина слишком долго обдумывала этот разговор, слишком много вложила в него. Если сейчас муж перебьет ее, сломает выстроенный порядок слов, она возненавидит его. И он промолчал, просто слушая.
Иван немного помолчал. За углом здания, на улице Герцхеймера отчетливо взревел мотор какой-то тяжелой машины. Послышались лающие голоса, они перекликивались короткими рублеными фразами, наверняка отдавали команды. Из-за расстояния Виктор не мог понять, какой это язык, но в любом случае то был не английский. Капитан крепче сжал шейку приклада, отполированного ладонями до зеркального блеска.