Я открыл рот, чтобы возразить, но снова закашлялся.
— Да в чем дело-то? — уставился на приятелей-собутыльников молодой репортер.
— О, я смиренно возлагаю выбор на ваши крепкие плечи, друг мой.
На этот раз братья переглянулись уже с уважением и ясно читаемой во взглядах завистью. Им-то до станции было пилить и пилить. Да и незачем им ехать — таких чудес, как волшебная повозка, именуемая антанабилей, никто поблизости не видел. Впрочем, что там оно было в большом мире, братья и не догадывались. Даже в ближайшем к ним городке Весьегонске никто из них не был, чего уж говорить о чем-то более отдаленном…
— Ладно, когда закончим здесь — двинемся в Лоренсу-Маркиш. Ты прав, пора заканчивать с этой войной. Будем выигрывать мир.
Так что, когда изрядно похудевший Иван Евгеньевич вышел-таки за ворота тюрьмы, его встретил предупредительный молодой человек и со всем уважением препроводил в авто, которое доставило его на вокзал, где ему уже был куплен билет в поезд Киев — Санкт-Петербург. Миклашевский также явился в назначенное время. И спустя всего сутки у меня в кабинете оказались два человека, один из которых был одет в роскошную бобровую шубу, а второй — в поношенное пальто, пропитанное вонью тюремной камеры. Но вот взгляд у этих на вид совершенно разных людей был одинаков. В нем светились воля, уверенность в собственной правоте и… надежда.