Приблизительно в час двадцать вернулись и родители. Вечерний заход в ванную, и около двух часов окна их спальни погасли. Я поднялся к ним около четырех. Прошел другим коридором, отыскал уличные ботинки, вынул из них шнурки и вернулся обратно. Долго прислушивался к сну Софи, прежде чем тихо и очень медленно пересечь ее комнату. Малыш крепко спал, дыша с легким присвистом. Думаю, мучился он недолго. Я накинул шнурок ему на шею, прижал его голову подушкой к своему плечу, и дальше все произошло очень быстро. Но это было ужасно. Он яростно забился. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет, к глазам подступили слезы. Меня вдруг наполнила уверенность, что за эти секунды я превратился в кого-то другого. Это было страшнее всего, что мне пришлось делать раньше. Я сумел довести дело до конца, но никогда от этого не оправлюсь. Что-то во мне умерло вместе с ребенком. То, что оставалось во мне самом от ребенка, — и я даже не подозревал, что оно еще живо.