Плетнев, который поначалу ничего не понял ни про душу, ни про лапочку, вдруг сообразил, что старикашка, должно быть, Николай Степанович, сосед, присматривавший за домом.
– Ну, там, стало быть, ванная. Прохор Петрович покойный, когда ванну провел, сказал, что больше ему и не надо ничего, жить можно. Уж больно себя соблюдал, в смысле чистоты. А как провел, так сразу и помер, упокой Господи душу грешную…
– Он же не родился пенсионером! – Плетнев сел на траву, запрокинул голову и стал смотреть на небо – просто чтобы не смотреть на свои ворота на той стороне улице и не гадать, придет Элли или не придет. – Наверняка у него была какая-то работа.
Плетнев считал себя большим специалистом в ведении всякого рода переговоров. Позиция противоположной стороны была безупречной. Федор на перилах в любом случае получался выше Плетнева, куда бы тот ни сел, в кресло или на стул. Значит, нужно или стоять, или сесть, признав тем самым свое подчиненное положение.
– Нелечка, зачем ты ему все это рассказываешь? Молодой человек явно плохо себя чувствует, до того ли ему сейчас…
– Все ваши вопросы, – заговорил он решительно, – слишком… финальные, понимаете? На них невозможно ответить, потому что сначала нужно ответить на другие.