Сначала из туч появилось множество однотипных цилиндрических машин — они были серые, похожие на обрезки толстой водопроводной трубы, и отличались друг от друга только номерами на борту. Спускаясь к полю, они выстраивались в причудливые цепочки и полукольца и зависали на месте. Скоро их стало так много, что Грыму начало казаться, будто наверху проложили сложную сеть улиц и переулков.
Хлоя, похоже, хотела как можно быстрее ликвидировать его преимущество по моральной высоте. Это злило Грыма даже сильнее, чем ее прошлое свинство.
Она поступила даже широко: с юридической точки зрения бывшее жилище Бернара-Анри принадлежало ей — но пока что она оставила его Грыму. Теперь в ее новых окнах был вид на весенний Париж. Грым, конечно, не мог ей предложить ничего подобного.
— В чем секрет вашей неувядающей популярности?
Я попытался ему объяснить, что сам Бернар-Анри бирюком и затворником никогда не был, и ореолом себя не окружал — совсем напротив, просто купался в маниту во всех смыслах. Так что ему, оркскому несмышленышу, тем более надо стараться изо всех сил. Но у Грыма, похоже, началась депрессия.
Оно выцвело, померкло — как огонь, залитый водой. И я понял, что за ярким обещанием, к которому я каждый раз устремляюсь в волнении сердца и чресел, ничего не стоит — и никогда ничего не стояло. Я вспомнил, что уже много раз понимал это, да что там, всякий раз понимаю в высшей точке наслаждения на крохотный миг — но тут же забываю опять.