Тут, в деревне Остров, все почему-то именно так и спрашивали, как бы предлагая альтернативу. Как будто сосед мог, высунувшись из двери, сказать, что его нету, и собеседник бы этим вполне удовлетворился.
– Вона как, – повторил Витюшка. – Оно понятно тогда…
В дощатом домике с сенями с провалившимся сгнившим полом, выкрашенным синей краской, продавали сахар мешками, консервы, водку, лопаты, грабли и косы, обернутые коричневой промасленной бумагой. Над одной из полок висел плакатик «Соленья разные, яйца куриные».
– Что ты киваешь?! Ну, что ты киваешь?! Алексей, послушай меня!.. Будь мужчиной!..
Березы шелестели в вышине, как могут шелестеть только березы и только в июле – тоненьким, быстрым, немного металлическим звуком. Солнечные пятна лежали на чистой и очень зеленой траве. За березами были ручей и мостки, надежные, выкрашенные надежной коричневой краской. Плетнев вышел на мостки, доедая из горсти смородину, и зачем-то на них попрыгал, как будто проверял. Мостки не шелохнулись.
У Плетнева в голове все перемешалось – бабушка, аргонавты, налоговый министр – очень милый человек, обед, ученики. От всего этого можно умереть.