Не только бедра, но и все остальное было прямо перед ним, и на этот раз он точно знал, какое оно, и предвкушение опять оказалось болезненным.
– Я, пожалуй, поеду, – бесцветным голосом сообщил Плетнев и встал.
…Какой-то муж-артист, который все время врет, а потом забывает, что врал, а когда играет любовь, все плачут!.. Как у Элли из Изумрудного города может быть муж-артист? В этой – настоящей – жизни все по-настоящему, и не бывает никаких мужей-артистов!..
– Вы нас простите, это была какая-то страшная глупость, буйное помешательство, кошмар! Нам еще повезло, что вы такой…
– А то давай! – Тут он вдруг посмотрел куда-то в сторону и так удивился, что даже лысина сделалась удивленной. – Ты глянь, Леш, чего там!
…Я присвоил ее, и теперь она моя. Она моя собственность, мое владение, моя наложница, моя рабыня. Все молекулы, из которых она состоит, – мои. И я могу разбирать их и складывать, как только мне заблагорассудится и в любом порядке. Потому что она моя.