Из окон дворца я без труда мог наблюдать, как группы горожан наполняли тротуары на набережной, ожидая печального шествия. Едва я с матерью, братьями и остальной родней прибыл на церемонию, началась торжественная литургия. На дежурстве у гроба стояли генералы и великие князья, а в голове и ногах почившего императора стояли почетные часовые. Не знал, что у нас практикуют бальзамирование — гроб был открытым. А я стоял и все никак не мог себя пересилить и заглянуть в этот деревянный ящик, в лицо родному мне человеку, которого я невольно убил. Хотя другая моя половина просто невыносимо жаждала этого. Наконец, когда нервное напряжение, казалось, возросло во мне до предела, адъютанты отца принесли крышку и закрыли гроб. Я испытал огромное облегчение и только сейчас заметил судорожно сжатый платок в кулаке, который, судя по побелевшим костяшкам пальцев, не выпускал с начала литургии.