— А так, дорогой Петр Данилович. Можете теперь забыть о просвещенной Европе, — мрачно ответил Блудов, подхватывая фужер с шампанским у услужливого официанта.
— Ну, — я несколько задумался, — для начала не плохо бы создать побольше частных обществ, товариществ на вере и общественных ассоциаций. Зарегистрировать по всей Европе сотню-две организаций типа «Орлеанское общество любителей флористики» или «Союз мелких землевладельцев Южной Саксонии».
— Э-э-э, — вот теперь я запутался окончательно, — Дмитрий Николаевич, потрудитесь объяснить мне, что это значит.
— Пожеланий. Всего лишь пожеланий, Федор Васильевич, — пришел я ему на помощь. — Если будет признано целесообразным проложить дорогу по другому маршруту, не буду иметь ничего против.
— Ах, ну к чему словами портить такой прекрасный вид, открывшийся нам тут. Извольский, оставьте, — недовольно заткнул я губернатора. Тот замолчал, подавившись на полуслове, но настроение было бесповоротно испорчено, открывающаяся красота больше не радовала меня. И, отправляясь к Знаменскому монастырю, я, вместо владевшего мной наверху холма умиротворения, испытывал сильнейшее раздражение на губернатора. Краем сознания отметил, что либо наши с Николаем чувства совпали, либо я уже не знаю, где чьи эмоции. Шизофрении мне еще не хватало. «Могу гарантировать — тело выживет!»
Я глянул на часы. Вот черт! Аудиенции уже через шесть часов начнутся! Толку-то их проводить не выспавшимся и с гудящей головой? Нет, определенно, к завтрашнему дню голова должна быть свежей. Ну, хотя бы настолько, насколько это возможно за пять-шесть часов отдыха. «Все же правильно, что я с Рейтерном откровенно поговорить решил — без помощников никак», — подумал я, перед тем как провалиться в объятья Морфея.