– Отлично, – кивнула я и, не тратя времени, поднялась на второй этаж. К счастью, окна и здесь выходили на сквер. Я тут же заняла свободный столик, попросила фирменное блюдо и принялась ждать. Прошло примерно полчаса, а Берсеньев все еще сидел в машине. Чуть приоткрыл окно, закурил… Мне принесли заказ, и я успела пообедать, а он продолжал кого-то ждать. Теряясь в догадках, я оглядела сквер с высоты второго этажа, и догадка пришла сама собой. На аллее я увидела женщину с коляской. Головной убор она, как и я, не жаловала, и ветер трепал ее светлые волосы. Она откидывала их назад рукой в красной перчатке. Рассмотреть ее лицо на таком расстоянии я не могла, но не сомневалась, что женщина красива, столько в ней было достоинства и уверенности в себе. Ребенка в коляске тем более не разглядишь, но дважды мелькнуло что-то розовое, из чего я заключила: в коляске девочка. «Вот она, его тайна», – думала я, но вовсе не с ликованием и уж тем более не со злорадством. Странное дело, но Берсеньева в тот момент мне было мучительно жаль. Интересно, как часто он сюда наведывается? Каково ему видеть ее с чужим ребенком и думать: сложись все иначе, и это могла быть его дочь? И сознавать всю невозможность их встречи, рассчитывая лишь на краткие минуты, когда он может издали понаблюдать за своей любимой. Даже если он рискнет подойти, еще не факт, что она его узнает, физиономия у него изрядно перекроена… А она, быть может, помнит его прежнего, иногда думает о нем… или нет, не думает, раз и навсегда вычеркнув его из жизни, даже не догадываясь, что он совсем рядом, в трех шагах от нее.