Дрегер бросил взгляд на свою группу, забившуюся в воронку тесно, бок о бок, как анчоусы в банке. «Кроты» сумели пробраться достаточно близко, почти на расстояние броска гранаты, но теперь достаточно одной короткой очереди, чтобы положить если не всех, то почти всех. Можно было рискнуть и попробовать подползти еще ближе, но с каждым ярдом риск попасть на прицел будет расти в геометрической прогрессии. Или подняться в атаку, стремительную, как удар штыка… навстречу пулям.
Линия фронта уже несколько месяцев держалась без изменений, поэтому летчики забыли про палатки и временные пристанища, ныне люди были удобно расквартированы. Рудольф доложился командиру, оставил скудный багаж в своем домике, достав лишь подаренный Рихтгофеном кубок. Теперь небольшой сосуд стоял строго посередине стола, неярко, но внушительно сверкая полированными боками.
Лейтенант Дрегер знал, что делает, когда, несмотря ни на что, приберегал огнемет на самый крайний случай, и расчет оправдался. Если подсчитать общее число жертв войны, то на долю огня приходятся ничтожные проценты общих потерь, но здесь дело не в поражающих свойствах оружия. Огнемет может достать там, куда не проникнет никакое иное оружие, а еще он будит в человеке один из самых древних страхов — ужас первобытного создания перед неукротимым красно-желтым зверем, которого нельзя убить, невозможно напугать. Машина огня побеждает не только смертью, но и паникой.
На седьмой день лечения Беннетт немного оправился, настолько, что врачи уже не опасались за жизнь. Только смертельно доставал зуд в подживающей плоти и скованность движений — приходилось лежать на специальной койке-станке под проволочным каркасом с электрическими лампочками, прогревающими раны. Но самым неприятным стало отправление естественных физиологических потребностей, учитывая, что Мартин был лежачим, а персонал госпиталя составляли главным образом молодые женщины из метрополии. Раненый настолько смущался и крепился, что поначалу врач даже испугался: не анурия ли у пациента? Тщательная пальпация обнаружила переполненный пузырь, и врач-француз продемонстрировал неожиданно отменное знание английского в области редких и специфических идиом.
— Лейтенант, чего мы ждем? — трагически вопрошал Эрвин Сьюсс. Майор видел, как англичане понемногу занимают район, и не понимал, почему Хейман медлит. С каждой упущенной минутой задача выбить врага неожиданной контратакой из разряда «почти невозможно» приближалась к «чистое самоубийство».
Дата! Конечно же, тридцать первое мая, будь оно проклято!