— Если бы не ваш Шейн, я бы очень плохо думал о янки, — продолжил майор. — А дальше начался полный бардак, да простится мне это сравнение, оскорбительное для представительниц старинного почтенного ремесла.
Рудольф долго слушал, забыв про холод и усталость, даже про голод. А затем решительно похромал к усатому. Толпа почтительно расступалась перед инвалидом войны. Даже сам оратор склонил голову и протянул красивым жестом обе руки, предлагая герою занять место рядом с собой — как ветеран ветерану.
— Здесь направо, — сказал скаут, пропуская вперед Дрегера. — Прямо и до конца, никуда не сворачивайте. Обратно вернетесь так же, я буду ждать здесь, на перекрестке, примерно через час или чуть больше.
Даймант замолчал. Его сосед освоился, перестал испуганно коситься и даже болтал ногами. Теперь стало видно, что ему лет десять-двенадцать, не больше.
— Не все так скверно, конечно, — задумчиво продолжил Натан. — Мы продвигаемся по всему фронту, но уже не так бодро, как поутру. Боши пришли в себя. Если первые мили мы проходили едва ли не маршем, то теперь приходится драться за каждый фут. Как в старые добрые времена, — закончил он с ядовитым сарказмом, непонятным человеку, которому не довелось увидеть воочию эти самые «старые добрые времена».
Пол ничком лег на лакированные брусья днища кабины, перед квадратным отверстием, прикрытым до поры специальной заслонкой. Не без усилия откинул ее вправо. Ветер взрывной волной ворвался в дыру, жадными пальцами вцепился в лицо, но Пол старался не обращать на него внимания. Вот здесь и пригодились очки, шлем и меховой воротник, но все равно в каждый дюйм незащищенной кожи словно впилось множество острых ледяных иголок.