Если в пистолете оставались патроны, если он успеет, если его самого не убьют раньше… Этих «если» было слишком много, Франциск отмел их единым умственным усилием, резко выдохнул и препоручил себя Богу, надеясь, что Его милости хватит и на тощего Харнье.
И еще один покойник из своих, второй за день, отметил про себя Дрегер, ничком бросаясь на землю. Не дожидаясь команды, взвод растянулся по траншее и рассыпался по ответвлениям, кто на четвереньках, а кто и ползком. Пулеметчик же со знанием дела молотил короткими прицельными очередями, буквально причесывая «шестую» на протяжении доброй сотни футов, не меньше. Затем «косильщик» умолк — даже такой калибр был бесполезен против укрывшихся в траншее. Но если немцы подтащат мортиры (а они обязательно подтащат)…
«Марк» сдавал назад, судорожными рывками, похоже, танк намотал на ведущие колеса хороший пучок проволоки. Экипаж пытался вывести машину из боя, но не успел. Грохнуло — коротко и гулко, по всей округе пошел глухой металлический звон, от «морды» танка полетели обломки. Внутри «свиньи» пронзительно заскрежетало, словно все шестеренки сразу бешено провернулись, стачивая друг о друга зубцы, и машина разом встала. Из открытого десантного люка вырвался плотный клуб дыма, пронизываемый длинными языками пламени, в нос ударила вонь горящего бензина. Чем подбили «Марк», лейтенант так и не понял, но танку однозначно пришел конец.
— Фридрих, мне больно, — тихо сказал, почти прошептал раненый. — И я все равно не дотяну до рассвета. Мне очень больно…
Судья тяжело, со всхлипом вздохнул, вдыхая бензин и масло, точнее, так ему показалось в первый момент. Если где-то в мире и оставался чистый, пригодный для дыхания воздух, то в подбитом танке его точно не было. Еще один рыдающий вдох, рвущий горло, и еще. Годэ с трудом перевел дух, качнул головой, раскалывающейся от боли. В глазах двоилось, он знал, что лежит где-то на полу танка, сброшенный при взрыве, но не мог понять — где именно и в каком положении. Анри вслепую махнул рукой, стараясь нащупать хоть какой-то ориентир, пальцы потеряли чувствительность, ощущая все будто через толстую перчатку. Понемногу чувства приходили в норму, только слух подводил — рядом что-то капало, как вода из плохо закрученного крана. Каждый стук воображаемой капли бил по больной голове Годэ, как маленький острый молоточек.
Хейг хотел было закончить напоминанием того, что в преддверии грядущей операции его время крайне ценно и никак не может тратиться на пустые разговоры ни о чем, но решил, что это было бы излишним. Впрочем, старый опытный политик Джордж отчетливо прочитал невысказанное замечание командующего в складках на его высоком лбу и сардонической улыбке под пышными усами.