— Знаю, рассказывают разное, — понимающе сказал Рихтгофен. — Если ты не торопишься, давай, пройдемся.
— Приветствую, — так же сдержанно ответил Дрегер.
«Я в госпитале, — с оглушающей ясностью понял Рудольф. — Я ранен, и я в госпитале».
— Неплохо. Себя уважаешь, — одобрил Шейн и отломил куда больший ломоть. На этот раз он положил хлеб рядом, на скамью, и приглашающе махнул рукой. Мальчишка не заставил просить дважды. Несколько минут они сидели рядом, поедая каждый свой кусок.
Хейман откинулся на спинку стула, чувствуя, как щепки колют спину даже сквозь китель. Но менять положение и тем более вставать — нет, сейчас это было выше его сил. Чуть позже, но только не сейчас. Офицер чувствовал, что если не отдохнет хотя бы четверть часа, здесь, в одиночестве, то просто упадет и умрет на месте.
— Не все так просто, — вымолвил еще тише медик, склоняясь поближе к больному. — Не так просто, не так быстро. Спрошу прямо, у вас есть какие-нибудь ценности? Лечение будет некоротким и очень, — он ощутимо выделил слово «очень», — очень дорогим.