— А затем, Степан Осипович, что хватит вам собачиться и тем всякую шушеру под Шпицем тешить. Идет война и в первую очередь должны стоять интересы Державы, а уж потом и личные амбиции. Потом гонором меряться будете, а сейчас дело делать надо.
Я встал со своего места, — Тихо, господа, лучше вспомните что было четверть века назад, после русско-турецкой войны тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. — шум утих, — Вспомнили? Когда джентльмен не может выиграть, он меняет правила. Что в таких случаях положено иметь под рукой? Правильно, тяжелый медный подсвечник! Так, в случае необходимости, можно будет врезать джентльмену в лоб так, чтоб он с вами в жизни больше в карты играть не стал… — я сел.
— Давай, ишшо что есть, за упокой души адмирала Того.
Наконец адмирал вышел из состояния созерцания, — Константин Александрович, пусть сигнальщики запросят у них название и порт приписки. Никогда даже слыхом не слыхал о подобной конструкции, но результат впечатляет.
— Да нет, — улыбка Карпенко была больше похожа на оскал, — зачем его люди и зачем мстить? Мстить это для врагов, а тут будет воспитательный процесс. Просто кто-то из трех его лейтенантов, чтобы все было по кодексу чести, вызовет бузотера на дуэль на любом оружии и убить не убьет, но грамотно сделает инвалидом на всю жизнь. В целях рекламы, так сказать и предотвращения рецидивов. Но, это, ваше высокопревосходительство, только в самых тяжелых случаях.
— Может все-таки попробуем уйти, господин поручик? — капитан шхуны беспокойно переминался на месте, — Что то тут не то, чует мое сердце, японцы это.