— А, что пошли…. - капитан третьего ранга Алексеев Валериан Григорьевич щелкнул пальцами по горлу, — если душа просит, надо выпить, хоть по чуть, противошоковое, опять же. Но по чуть, ибо долг тяжел как гора, а смерть легче пера… Самураи, блин! — я заподозрил, что он уже один раз принимал "противошоковое"
— Может быть и так, — Карпенко задумался, — а что мы с ним дальше делать будем. Ну, отдам я его Михалычу. Ну, выжмет он его досуха, а может и больше. Но ведь рано или поздно отпускать гада придется.
— Им что там, этим янки, что совсем жить надоело?! — Карпенко выругался той самой специфической военно-морской руганью, на которую наш флот горазд еще со времен Петра Великого. — Ну-ка передай-ка нашему Андрею Николаевичу, разрыв одного зенитного снаряда в кабельтове-двух прямо перед носом! Командир БЧ-2 он или нет?!
— Дорогая, мое Сиятельство желают литр кофе, ноутбук и полную тишину на пару часов.
Отсюда, из рубки, мне была видна только полусферическая крыша баковой башни и концы стволов, наведенные на врага, — Огонь! — сказал я негромко, но так что услышали все, кто находился в рубке, — Огонь! — и вспыхнуло пламя и ударил гром. Десять бесконечных секунд орудия посылали во врага снаряд за снарядом, и вот все смолкло, все двадцать восемь фугасных снарядов на траектории. Отсчитывая по себя секунды, я поднял к глазам бинокль. Первой жертвой, попавшейся нам в зубы, был бронепалубник "Иосино" или "Ёсино", хрен их япону маму разберет, как они это произносят. Там про нас еще даже не знают и не ведают. Стволы орудий поставлены на ноль и находятся в диаметральной плоскости. А смерть уже отсчитывает последние секунды, первые снаряды уже прошли вершину траектории и подобно снежной лавине катятся на японцев. Какая чушь лезет мне в голову, подумал я, не забывая исправно отсчитывать секунды. На слове шесть, японский крейсер скрылся за стеной разрывов. А сверху, подобно каракулевой шапке, распускались цветы разрывов зенитных снарядов, выпущенных с "Трибуца".