Рация прохрипела, — На календаре в рубке первое марта тысяча девятьсот четвертого года по старому стилю, повторяю, по старому стилю. Время по Пулковкому меридиану, повторяю, по Пулковскому меридиану, ноль часов тридцать пять минут… — штурман выставил на своих часах пулковское время и ускакал в свою епархию счастливый, как кот Матроскин, наконец, купивший корову. От вчерашней тоски и меланхолии не осталось и следа. Как мало надо человеку для счастья.
— Сергей Сергеевич, вон гляди, — капитан второго ранга указал на палубу "Принцессы Солнца", где из рубки вывалились двое, какой-то матрос, скорее всего рулевой и рыжий капитан Голдсмит, — свой же кэптен матроса пиз… виноват, воспитывает! Да как лихо, руками и ногами….
— Хватит причитать, Афанасий Никитич, как баба чес слово! — процедил сквозь зубы поручик, вглядываясь в три серо-голубых силуэта, — Корабли, то военные, но вот чьи? Далеко, флага пока не разглядеть, стоя, знаете ли, у нас прямо по курсу, надо бы отвернуть от греха, может и не заметили. И корабли странные какие-то…. Глянь-ка, Афанасий Никитич, видал такие, когда-нибудь?
А русские крейсера, "Аскольд", "Баян" и "Новик" уже неслись на всех парах к тому, что осталось от японской эскадры.
— Слушай, я понимаю во всем этом не больше тебя, но думаю, надо объявлять ЧП….