Грушинов сочувственно вздохнул и вытащил из кармана камуфляжа стальные щипчики-ногтегрызы.
Сначала, при помощи стоящих в охранении парней из второго взвода, отстреляли припершихся за ночь к арке въезда во внутренний двор "манекенов". Их и было-то не больше десятка. По виду судя — все, как их Кирилл метко окрестил, "веганы". В смысле — никого пока не евшие, и оттого до невозможности тупые. К тому же, ночью температура почти до нуля опускалась, так что со скоростью и поворотливостью у них тоже не ахти. Так что, за минуту совместными усилиями управились. Что интересно, даже на выстрелы и десяток окончательно упокоенных трупов зомби никак не отреагировали. Мелькнуло несколько фигур между домами на Третьей Тверской-Ямской, как мне показалось, пара измазанных бурой, запекшейся кровью рож из подворотни на Садовой-Триумфальной выглянула осторожно и все. Под выстрелы не вылезли. Умнеют, сволочи.
Женька вдруг поймала себя на мысли, что остро завидует сейчас этому человеку. Его спокойной, явно не показной уверенности. Сильный, явно много умеющий мужчина, да еще и способный за себя постоять. Такой как он, точно, в палаточном городке не засидится.
Снова выезжать на Варшавку мы не рискнули. "Броня", конечно, "броней", но против потока даже на танке сейчас ехать рискованно. Уж лучше небольшими улочками выбираться.
— Что-то ты совсем загрустил, — качает головой Филипочкин, глядя на мою мрачную физиономию. — Пойди-ка лучше горячего похлебай, авось отпустит.
За бронированным стеклом "аквариума" сидит, похоже, бессменный Дядя Саня. Глаза у майора красные, припухшие с недосыпу, лицо осунувшееся, бледное.