— Ну, примерно. Слушай, а ситуация у нас тут какая, если вкратце? У нас сегодня, вроде как, отсыпной, но лучше в курсе быть, на всякий пожарный…
— Твоих? — майор на мгновение задумался. — Сестру и мужа ее — в нижнем спортзале. А родители твои не приехали.
Периодически я мысленно оглядываюсь на свое прошлое и сам себе поражаюсь, кой черт занес меня на эти галеры? Ну, казалось бы, сколько ж можно служить стране, которая тебя столько раз предала и смешала с грязью? Однако все еще служу, и все товарищи мои служат… Видимо, прав был мой первый ротный, навеки оставшийся где-то на забитых черно-рыжей, выгоревшей дотла, бронетехникой и заваленных трупами улицах Грозного: Родина и государство — не одно и тоже! Государство наше, чего уж греха таить, подленькое и трусливое я терпеть не могу. А вот Родину свою я люблю. И если понадобится — готов за нее умереть. За нее, за семью свою, за друзей. Да даже за этих двух симпатичных молоденьких девчонок на автобусной остановке, что мне только что рукой помахали.
"Господи, что ты несешь, овечка? Какие колготки? Он собой рисковал и тебе только что жизнь спас, и тому невысокому мужику — тоже", — мелькнуло в голове Женьки. Она уже поняла, что сморозила страшную глупость, что сказать нужно что-то совсем другое, что-то… Но было поздно. В глазах у "пятнистого" появилось нечто такое… Так на психически больных, наверное, смотрят. С жалостью и легкой брезгливостью.
— Да ради бога! Человек работать должен осознанно и добровольно. Не хочешь — минимальный необходимый для жизни паек и защиту обеспечим, а остальное — сам, ежели уж склонность к самостоятельности вдруг проснулась. Оружие, вон, любой психически здоровый и несудимый за несколько минут получить может. А дальше — все сам. Вот только за попытки взлома магазинов в городской черте и воровство наказывать максимально жестко. Про грабежи, разбой и прочие "тяжкие против жизни, здоровья и собственности" я вообще молчу.
— Взаимно, Тось, взаимно. А Роман-то твой где?