Он рискнул вскарабкаться по скользкой стене. Подтянулся, уцепился пальцами за шершавый край тоннеля – и его накрыла волна беспредельного, физически ощутимого ужаса, швырнув обратно на пол темницы. Вслед за ужасом, который сжал внутренности Краша в пульсирующий комок, из тоннеля надвинулся шелест – сухой и ритмичный. Казалось, чешуйчатый змей-гигант, реликт ушедших в небытие эпох и эонов, приближался сейчас к пленнику, покрывшемуся холодным потом.
Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Смертная тяжесть наваливается, давит. Ржавые зубья пилы рвут ногу, от щиколотки до середины бедра. Да будет тьма, говорит кто-то. Да будет тьма, мой принц.
– Он будет служить в полсилы. «Мигать», как пламя свечи на ветру.
Чертыхаясь вполголоса, Вульм сел на кровати. Напротив, на своем ложе, свесив на грудь лохматую голову, сидел Натан. Храпел, как бес, сукин сын. В щель между шторами тыкалась луна, заливала парня млечным соком. Вчера, после того, как увезли сивиллу, изменник словно с цепи сорвался. Носился по башне, топоча хуже дикого табуна. Рыдал, бранился; лупил кулачищами в стены. Кто б ни строил башню Инес ди Сальваре, каменщики или демоны – хвала Митре, они постарались на совесть. Кое-где с крюков сорвались гобелены, в кабинете рухнули две полки, а так – ничего. Вульм нянькой таскался за бугаем. Выслушивал проклятия: смешные, детские. Отмалчивался в ответ на призывы немедленно кинуться на штурм королевского дворца. Глотал обвинения в трусости; прятал руки за спину, чтобы, упаси Иштар, не садануть изменника сковородой промеж рогов – для вразумления.
– Амброз говорит: Янтарный грот – пристанище магии, неведомой нам. Сивиллы не управляли ею. Но сивиллы пользовались возможностями грота. Они знали: как. И знали, что случится потом. Обычные женщины творили чудеса. Такое может повториться, и не раз. Сегодня – вещуньи, завтра – кухарки. Опасно ли это для нас, адептов Высокого Искусства? Я допускаю это, говорит Амброз.
– Сколько же тебе лет? – тихо спросил он.