Исчезла качка пола. Угомонилась дрожь стен. Смолк зловещий рокот в глубинах горы. Янтарь перестал мерцать. Он горел холодно, ровно, не оставляя места для теней. Так плыла бы луна в черном небе ада. Окунувшись в жутковатый, равнодушный к живому свет, люди сделались похожи на призраков. Время шло, и пол опять пришел в движение. Мириады змей-невидимок ползли, текли, струились. Янтарь уходил из-под ног. Вульм схватился за стену, до крови ободрал ладонь о черный базальт, вдруг обнажившийся там, где раньше была темно-желтая корка, и все-таки упал. Симону падать было некуда – маг и так валялся кулем тряпья. Устоял только Циклоп: каким чудом – бог весть. Лежа на спине, Вульм видел, как взбесившийся янтарь стягивается в одно место. Над головой Циклопа из потолка с противоестественной быстротой вырастал исполин-сталактит. Он грозил рухнуть, погрести под собой сына Черной Вдовы – а заодно и мальчишку-изменника, в ужасе скорчившегося рядом. Сталактит переливался всеми оттенками свежего меда – липа, акация, донник, гречиха. Тьма обкусывала грот по краям; еще чуть-чуть, и мрак сожрет пространство без остатка. В зыбком свечении сталактита Вульм заприметил свой погасший факел – и пополз к нему, боясь встать во весь рост. Бежать он не пытался, положившись на судьбу.