Увы, измученной сивилле было не до красот. В зале оказалось теплее, чем снаружи. Эльза почувствовала, что вспотела. Она уловила легкий ток воздуха – не сквозняк, готовый выстудить тебя до костей, а медленное движение, несущее свежесть. Убежище? По крайней мере, здесь не свирепствует мороз, и есть вода.
Вульм свистнул, и на ладонь к нему сел воробышек.
Снаружи прислушались носильщики. Господину приспичило выйти? Нет, можно шагать дальше. Глашатай и вовсе не обратил внимания. Его дело – горланить да красоваться, привлекая народ к человеку в портшезе. Если во дворец чародей примчался, как был – в скромной робе, накинув шубу из чернобурой лисы, верхом на сменной лошади гонца – то обратно король повелел доставить «великолепного Амброза» со всем мыслимым почетом, едва ли не силой вынудив упрямца принять роскошные одежды, подаренные его величеством.
Уцелевшие погромщики, толкая друг друга, бросились через скальный мост – прочь от пещеры, где люди превращаются в богомерзких страшилищ. Кого-то сбили с ног, бедняга полетел вниз. Истошный крик бился о стены глубокого ущелья. Удара о камни никто не услышал – просто крик вдруг оборвался. Вскоре у грота не осталось никого. Лишь копошились в снегу двое-трое недобитых уродцев, что-то смутно двигалось внутри пещеры, да один из изувеченных с упрямством насекомого полз по мосту, загребая снег руками-клешнями и короткими ногами, ступни которых превратились в ласты, черные и кожистые…
– День Поминовения отошел. Кто назначит Дни Наследования?
– Кто б о нас позаботился, – вздохнул Циклоп.