– Проклятье! – выругался пришелец, обтерев кинжал о набедренную повязку убитого. – Клянусь рогами Сату-Пшат! Здесь тоже ничего…
– Ничего не трогай, – предупредил старец.
Отоспавшись, старец начинал куролесить. Горланил песни; требовал, чтобы ему подпевали. Из Циклопа певец был – хоть уши затыкай. Симон раздражался, лез с вокальными советами. Иной раз ударялся в похотливый загул. Забыв о возрасте, спешил в бордель, откуда возвращался под утро – усталым женоненавистником. Без умолку сыпал историями из собственной, богатой событиями жизни. Проклинал всех и вся; к счастью, обычными, безобидными проклятиями. Запирался в комнате без окон, где пил в одиночестве. Впрочем, пил исцеленный Симон всегда.
Она понурилась, остро переживая свою никчемность.
Жизнь не бывает черно-белой, подумал Циклоп.
– Поставим вопрос иначе, – король был само смирение. – Способен ли корень твоей силы сделать Янтарный грот безопасным? Таким, чтобы туда зашла невинная девушка с мешком золота – и не вышла мантикорой с бурдюком яда?