— После чего усталость, — продолжил я, — и разбитость на остаток дня?
Он пошел первым, раздуваясь от чванства, а за ним вся его группа. Остальные ундерлендцы, что раньше группировались вокруг герцога Ульриха с их отстаиванием автономии, поколебались, но пошли за ними, постепенно сливаясь в одну большую группу.
Рамона поднялась, бледная и вздрагивающая, глаза громадные, подошла ближе, а к ней прижалась сбоку насмерть перепуганная Сабра.
Они по-прежнему не разговаривали с момента той стычки, когда Алан влупил ему хлесткую пощечину, и даже не здоровались, и Мел, оклемавшись после того, как трупы нападавших побросали со стены вниз, подошел к башне и нацарапал на каменной плите кончиком меча: «Алан спас меня».
— Как политик, я уверен, что даже самая зверская драка приличней любой войны! Но как олицетворитель духа и понятий… тех, что разлиты в воздухе, я должен… ага, должен! Но тогда не понимаю, я веду за собой или меня ведут, как козу на базар?
Он оперся обеими руками на подлокотники, напрягся. Я успел подхватить вовремя, и великий инквизитор поднялся, уже снова суровый и с непроницаемым лицом, чуточку недовольный даже, будто потому, что приоткрылся до такой степени.