— Угры! Неполная полусотня дорогу перекрыла!
Женское плечо коснулось его подбородка, ее грудь учащенно вздымалась. Нежнейшая кожа, не тронутая загаром, манила к себе ароматом спелых ягод и неизвестных цветов и трав.
— Угры! Сотня! Наших догоняют! Через три лучины будут здесь! — в несколько приемов, срывая голос, прокричал давешний всадник — именно его десятник использовал гонцом — самый резвый, наверное.
А ведь нет ничего хуже, как воевать с лютым и многочисленным врагом, постоянно надеяться на помощь, но в глубине души знать, что ее не будет. Он покосился на священника — лицо старика окаменело, а через грязь было видно покрасневшее лицо.
— Ваша светлость. — Сильная рука встряхнула его за плечо, а знакомый голос вывел его из полусонного состояния блаженства. После горячего купания оруженосцы переодели его в сухую одежду, извлеченную из мешков, и отвели в покои, любезно предоставленные хозяином.
— Святой отец! — Милица смотрела на него во все глаза, блестящие и наполнявшиеся слезами. — Единственный мой грех — молодость и жажда любви и ласки! За эти годы я видела только мужей, из которых один воевал, другой был святошей, а третий — стариком! Завтра, возможно, последний день, когда я увижу это небо! А у вас… У тебя такие сильные руки, Анджей! Я жажду, чтобы ты сжал меня в объятиях, овладел мною… Возможно, я больше не познаю прикосновения мужчины…