— Ты хочешь, чтобы я не убил тебя? — В глазах араба промелькнуло нечто похожее на презрение, хотя голос был ровен.
— Чудес не бывает! — Андрей глухо выговорил, не глядя в глаза арабу.
Так они и стояли на стене Белогорского замка, что напоминал перевернутую букву «А» на очень коротких и тонких ножках. Или треугольник на больших колесиках, роль которых выполняли две массивные, вынесенные чуточку вперед, башни, сложенные из плитняка.
— Скотина он изрядная! — Вацлав нахмурился. — Наврал нам с три короба! Мог бы и раньше нашу святыню отдать!
— Благодарю, — только и сказал Андрей, с удивлением оглядывая себя. Еще бы не изумиться — плечи, руки, ноги и голова в повязках, пахнувших какой-то мазью, зато грудь обнажена, а на ней масса чуть подживших царапин и порезов, через которые явственно проступают темные пятна засосов и укусов, что в безумной страсти оставила ему на память Милица.
Голосом незабвенного Паниковского с его сакральным «Пилите, Шура, пилите — они золотые!» выдал с уверенностью Андрей, хотя последние десять минут он пребывал в твердой убежденности, что крестоносцы имеют дело с цельной стеной.