— Хочешь жить — умей вертеться! — с легкой гримасой неудовольствия парировал его просьбу Андрей и зло усмехнулся, сжав зубы.
— Хозяин, — глядя вслед уехавшему Сартскому, Пшемишек заговорил медленно, словно боясь, что его одернут, — твои замыслы мне не ведомы… Но этот смертный… Как он смеет с тобой так говорить? Он такой… Почему ты не позволил перервать ему глотку, когда я встретил его по дороге сюда? Зачем ты позволяешь вытирать о себя ноги?
— Да тю на тебя еще раз. Мы слух пускаем и суету устраиваем, но уходить-то не будем, не дурень же я совсем. Зато белогорцы враз засуетятся, ибо привыкли за нашей широкой спиной в покое жить. Напугаются они жутко, я так думаю, и с утречка к нам в гости припожалуют челом бить.
— Да то и понятно! — только усмехнулся в ответ бывший рыцарь. — Если бы настоящие ножны имелись, они бы сейчас вместо этого убожества и хранили святыню…
— А ты, Арни, за всем присматривай, тебя нечего учить!
— Я отпускаю тебе этот грех! — с улыбкой произнес нунций. Усталость исчезла, стало радостно на душе, которую обуяла лихорадочная жажда деятельности — новость была ошеломительной.