— Нет, — отвечаю я с неохотой. — Завтра на орбиту, оттуда в рейс…
— Не очень. Просто мне сильно хотелось хотя бы в чем-то тебя обойти.
— Гм, — Пазур помрачнел. — Второй, с чего вы взяли, что здесь астрархи?
Но у красного гиганта на его счастье имелся маленький ослепительный спутник, Младшее Солнце, выписывавший по небу хитрые вензеля, — не потому, что имел игривый характер, а благодаря странностям орбиты самой планеты. И его подсветки вполне хватало на то, чтобы сделать день — днем, а не вечными сумерками, как это и случалось порой в других звездных системах с другими мирами. А заодно и на то, чтобы выжечь всю поверхность планеты в песок. Песок мелкий, вязкий и въедливый. Проникающий в любую щель, омерзительно хрустящий на зубах, покалывающий между лопаток. И вдобавок могильного серого цвета. Первооткрыватели назвали планету Псамма, что по-гречески означает «песок». У них не было выбора: с орбиты глазу не являлось ничего более примечательного, нежели сплошная серость, то там то тут вздыбленная длинными покатыми сеифами.
— Может быть, мы упустили из виду еще кого-то? — спросил Кратов.
— И давайте стараться, чтобы от обстоятельств ничего не зависело, опять-таки ни честь, ни здоровье.