Его ноги погрузились в жирную грязь. Он резко обернулся, присмотрел себе надежную кочку и легко перескочил на нее. Потом на другую. За его спиной послышалось тяжелое чавканье: Радужный Дракон тупо ломил следом, не видя опасности. Прыглец никогда прежде не рисковал забираться в Болото, но охотничье чутье не подводило его, подсказывая клочки надежной суши, прикрытые тухлой жижей.
— Ну что ты городишь, — вздохнул Кратов. — Как такое возможно?
— Ну, те четыре, что вращаются по гиперэллиптическим орбитам в экваториальной плоскости, мертвы как камень и в перспективе неминуемо рассыплются в прах, в пояс астероидов. Либо упадут на какое-нибудь из солнц, если наткнутся на него в периастре. Этакая кадриль, участников которой поочередно съедают. Мы экстраполировали ситуацию и пришли к выводу, что продолжать поиски экваториальных планет большого смысла не имеет.
Но пантавры не слышали. Утробно взревывая, они рысью двинулись на беззащитный купол маяка. Видя перед собой только его, как незначительную помеху на пути, а Кратова даже не замечая, не принимая в расчет. И в холки им било жаркое дыхание всего стада.
Фрост сидел в кресле спиной ко входу. Его рука свисала через подлокотник, выпустив из разжатых пальцев едва дымящуюся трубку, голова завалилась на плечо. Казалось, экзобиолога прямо посреди работы сморил внезапный приступ сна.
— Да. Счастье. Я счастлив. Вам не понять моего самоощущения. Оно вам недоступно. Сравнение же с когитром лишено оснований. Я не когитр. Я гораздо более мощная интеллектуальная система, нежели любой когда-либо созданный когитр.