Казалось, триумфальное шествие ЮКОСа уже ничто не остановит. Поэтому, когда „Роснефть“, „Сургутнефтегаз“ и Газпром создали консорциум для освоения Восточной Сибири, это воспринималось как жест отчаяния. Активную роль в объединении „против ЮКОСа“ сыграл замглавы президентской администрации Игорь Сечин, но тогда мало кто принимал это в расчет».
Уехать — это предать всех своих, тех, кто поверил, у них же выбора бы уже не было!
После ареста многие говорили, что ЮКОС стал таким большим, что Ходорковский потерял ощущение реальности, почувствовал себя хозяином жизни, которому все позволено, неприкасаемым. И в этом, считают, была его ошибка. Ходорковский не соглашается.
В этот момент начался кризис (август 1998 года), и мне стало не до того. А когда через год кризис кончился, уже острота спала. Игра же в милиционера, ведение следствия вместо тех, кому положено, меня лично никогда не привлекали. Тем более все равно никому ничего не докажешь.
Мы виделись с Мишей 19 октября в «Кораллово», был день рождения созданного им лицея. Я туда привез Починка (в то время министр труда и социального развития. — НГ). Починок тогда сказал, что не известно еще, что ему завтра скажет Путин по поводу этого его визита к вам. Но все же приехал. Еще не так сильно все боялись. Мы говорили с Мишей о возможном отъезде его личного помощника. Ходорковский считал, что ему необязательно уезжать. Мы уже знали, что парня поставили на прослушку, и он правда боялся. Ходорковский в результате согласился, и помощник улетел на Кипр, а оттуда в Лондон.