Наконец, существует проблема людей, которых общество не готово простить никогда.
Про закон, самостоятельность следователя, совесть работника прокуратуры — я не говорю… В случае приказа все — абсолютно пустой звук.
Ходорковский не боялся говорить с рабочими. Я видел и слышал, как он разговаривает с работягами прямо на буровой, и я видел, как он разговаривал с Ельциным.
Вероятность отъема у нас ЮКОСа мы рассматривали как реальную, а вот разгром компании предвидеть не могли, поскольку он не ложился не только в рамки закона, но и в обычную логику прагматичного «государственника».
Они обыскали дом Платона. Может быть, какие-то административные помещения. Дом Миши не обыскивали, никогда. Обыскали дом Моисеева (Владимир Моисеев, одноклассник и друг Ходорковского. — НГ). Хотели зайти еще к Брудно, решили зайти через коллектор, который под землей. Видимо, знали, что оттуда есть проход в дома. Но ошиблись дверью и вломились ко мне и сломали дверь. Уже собираются уезжать, я говорю: кто мне будет дверь чинить? Улыбаются.
Люди не сами бежали. Отъезды людей — это решения их руководителей, которым было сказано принимать решения за этих людей. Ходорковский не жадный человек. Он домовитый. Мне кажется, для него это сложная дилемма. Повесить на себя 50 человек, которым он будет вынужден платить, а при этом ему самому еще сидеть.