Андрюшку я, конечно, отшил, но сам факт такого ко мне внимания меня вовсе не порадовал. Не то чтобы это было совсем уж так неожиданно, я всё понимаю. Но при этом желания идти гулять с мальчиком, для которого я — объект вожделения, у меня не возникало совершенно.
— Nataly, my wife to ask for you, how much мяу-мяу-ква danger in this хрю-мяу пельмени.
— Я девочка, я слабее. Смотри, Мальцева же не жалуется, тянет вместе с вами.
Школа была, как я уже говорил, языковая, с уклоном в русский язык. В ней даже уроки по географии и биологии велись на русском. Но, всё же, это была немецкая школа для немцев. Так что из всех уроков, кроме географии с биологией, относительно уверенно я чувствовал себя лишь на физкультуре. Там учитель мог и жестами командовать. Хорошо, что я догадался взять с собой основные из своих собственных учебников. Мы с Эльзой сидели за одной партой, я открывал её и свой учебник примерно на одном месте (по картинкам находил), сравнивал два текста и так кое-как, с пятого на десятое, понимал учителя. К счастью, устных ответов от меня никто не требовал. И от всяких там диктантов-сочинений я был освобождён, а то быстро нахватал бы там шестёрок.
И Кузьмич убежал. Рад, что Галина Сергеевна ушиблась не до смерти. С Михалычем же ничего страшного не случилось. Просто он вчера немного переел слабительного. Ещё жаловался мне, что чай у него горчит малость, да всё сахар себе в стакан подкладывал. А как ему не горчить? Я же по два пакетика в каждый стакан ему сыпал.